(Из дневников мамы троих детей и бабушки троих внуков).

Если вы с утра решили
Хорошо себя вести,
Смело в шкаф себя ведите
И ныряйте в темноту.
Там ни мамы нет, ни папы,
Только папины штаны.
Там никто не крикнет громко:
"Прекрати! Не смей! Не тронь!"
Там гораздо проще будет,
Не мешая никому,
Целый день себя прилично
И порядочно вести.
(Г.Остер. Из "Вредных советов").

Детский психоаналитик Анна Фрейд писала, что агрессия в детском возрасте имеет положительное значение. Что напряженность и борьба, свойственные агрессии, это основные жизнеутверждающие инстинкты, к тому же, агрессия - это необходимая составляющая сексуальности. Для того чтобы избежать патологий в будущем, все социальные аспекты агрессии должны быть проработаны в детстве. Конфликт между любовью и ненавистью, особенно к маме, вполне свойственен ребенку. Если заставить его нейтрализовать негативное чувство к родным, то ребенок может перенести враждебные порывы на окружающий мир. Кстати, ребенок сам страдает из-за своих негативных эмоций. Но на следующем этапе своего развития он станет менее агрессивным, и будет вести себя более дружелюбно.

Он требует к себе повышенного внимания, этот подвижный, беспокойный, упрямый малыш. Он отнимает все время, все силы и все терпение. Иногда кажется, что ему невозможно ничего объяснить. Иногда даже страшновато – каким же он вырастет, если уже сейчас вот такой - неуправляемый?!
Я уверена, что если родители будут чуткими к нему, если будут относиться к нему творчески и принимать такого, какой есть, не стараясь его сломить, то они имеют все шансы воспитать неординарную личность.

 

Что значит – относиться творчески?
Понимать все этапы его развития, стараться быть понятым малышом, поощрять его, хвалить, уметь регулировать вспышки его гнева, сохранять спокойствие (и что очень важно – чувство юмора) даже в самых трудных ситуациях. И ни в коем случае - не отвечать на агрессию агрессией. Маленький ребенок еще не умеет контролировать свои эмоции, поэтому очень важно, чтобы мама показывала ему пример только доброжелательного и уравновешенного поведения.
Мамам, не умеющим держать себя в руках, очень трудно вывести своего малыша из состояния истерики. Более того, в дальнейшем ребенок начнет воспринимать такое поведение, как стандарт отношений, а это – прямой путь к неврозу. Для того чтобы избежать этого, мама должна обратить внимание на себя. Иногда ей может понадобиться помощь квалифицированного психолога, чтобы проанализировать, какие причины, скрытые в ее собственном детстве, дают такую реакцию на беспокойное поведение малыша.

Ребенок по природе своей любопытен, и это абсолютно нормально для него — пытаться до всего добраться, все попробовать, все познать — самому. Но очень часто он сталкивается с тем, что его желания превосходят реальные возможности. У многих слишком требовательных мам малыш сталкивается с постоянным и категорическим: «нельзя», что очень огорчает его. А сильное огорчение реализуется в единственно возможной здоровой разрядке - вспышке гнева. Конечно же, воля к познанию частенько приносит родителям неудобства: разбитая ваза, сорванный цветок, сломанная машинка. Но это мизерная цена за возможность ребенка пройти все этапы развития, удовлетворяя свое желание - выполнить задуманное. Задача близких уважать волю и проявление чувств маленького человека, поддержать его, и научиться уменьшать эти вспышки.

Сын Роберт.

Ему два года. Мне нет еще двадцати. Работаю, заканчиваю заочное отделение института. Завтра утром - экзамен по зарубежке. Уложила ребенка в кроватку. Сама на кухне. Быстро перемыть всю посуду, и за конспекты. Видимо, придется заниматься до утра.
Сын зовет:
- Мама!
Я вожусь со сковородками:
- Спи!
Через минуты две - опять:
- Мама!
- Спи!
- Мама!
Не выдержала - подошла к кроватке. И тирада на пять минут про все свои проблемы. Высказалась. Спрашиваю:
- Ну и что тебе надо от меня?
- Скажи, что мой сыночек?
- Что мой сыночек?
- Ничего.
Я поцеловала его и сказала:
- Прости, Робертишка. Я очень тебя люблю.
И стало стыдно. Ну, что со мной? Это же так просто - подойти и спросить: 'Что, мой сыночек?' Какие, к черту, кастрюли? Какие конспекты? Подождут. Человеку одиноко в кроватке. Человеку нужно-то всего - убедиться, что он любим.

В квартире, где я жила, не было удобств. Воду приходилось таскать с колонки. А уголь, чтобы топить печь, добывать в ближайшем рабочем поселке, до которого полчаса хода. Попросила тринадцатилетнюю соседку посидеть с сыном, пока я сбегаю за углем. Возвращаюсь и вижу такую картину. Девочка, красная и рассерженная, держит моего не менее рассерженного сына за руки, прижав к себе. Он орет благим матом.
Выяснилось, что в миску с картофельными очистками и грязной водой, оставленную мной на табуретке, ребенок побросал солдатиков. Соседка увидела и запретила ему лезть руками в грязную воду. Я незаметно кивнула ей, чтобы та его отпустила. Робертик моментально бросился к миске.
- Что у тебя тут? - поинтересовалась я.
- Бяка с солдатиками купается, - ответил сын.
- Ну, пусть пока купается. Но потом надо будет солдатиков помыть в чистой воде, - ответила я.
Соседка смотрела на меня во все глаза.
- Почему вы разрешаете ему лезть руками в грязь?
- Но себе же я разрешаю возиться с грязью, когда чищу картошку, не говоря уже про сельхоз работы на даче.
- Сравнили... - недоверчиво протянула девочка.
- А почему бы ни сравнить? Он так познает мир. Вполне уважаемое занятие.
- По-вашему получается, что ребенку можно все.
- Ну, нет, конечно. Все, что опасно для здоровья и жизни его и других людей, нельзя.
- А ломать можно, да? - скептически произнесла девочка. - И разбивать, да? И вазу за сто рублей?
- Ну, не специально, конечно. А дорогие вещи можно и подальше убрать. Про вазу, кстати, отличный стишок есть у Олега Григорьева, - вспомнила я. И прочитала:
'Папа вазу опрокинул.
Кто его накажет?
Это к счастью, это к счастью
Все семейство скажет.
Ну, а если бы, к несчастью,
это сделал я.
Ты разиня, ты растяпа, -
Скажут про меня'.
Как ты считаешь, это справедливо?
- Вообще-то, не очень... - согласилась со мной соседка.

Сыну 2 года 5 месяцев.

Только что купила ему автомат.
Пострелял из окна, пострелял по кастрюлям на кухне. Вбегает в зал.
- Мама, я хочу тебя застрелить.
Я (откладывая вязание в сторону): Что ли ты солдат Советской армии, а я фашист?
Сын (радостно кивая): Да!!!
Я (вздыхая): Тогда стреляй.
Он стреляет. Я, естественно, падаю. Лежу, не шевелюсь. Потом он меня лечит. "Делает укол", забыв о том, что я фашист. Я оживаю. Он счастлив, что я жива и невредима.

Возвращаемся с прогулки. Сын домой идти не хочет. Валится на снег, протестует. Подхватываю его на руки. Он кричит, изгибается, норовит выпрыгнуть из рук. Вдруг в подъезде гаснет свет.
- Вот видишь, - спокойно говорю я, - даже лампочка тебя испугалась.
На лестничную площадку выходит сосед.
- Это я погасил свет, - с гордостью говорит Робертик. - Я плакал!
- Ты давай, не слишком кричи, - отвечает сосед. - Сегодня лампочка погасла, завтра крыша обвалится. Дом-то старый...
Дома окончательно успокоившийся сын спрашивает:
- Если я буду громко плакать, крыша упадет?
- Ну, это вряд ли... Но я бы не стала рисковать...

На следующий день возвращаемся домой, заходим в подъезд. Сын говорит:
- Свети, лампочка. Не бойся. Сегодня я тихий.

Внук Данила.

Ему два с половиной года. Он заболел. Просыпается среди ночи, плачет, кричит:
Я беру его на руки, прижимаю к себе:
- Ты мой любимый. Ты мое солнышко. Ты веселый, как песенка... Ты сладкий, как ягодка. Ты сильный, как самолет. Ты большой, как папа. Ты смелый, как пожарник...
Слушает. Смотрит. Успокаивается. Засыпает.... Часа через три просыпается опять. Плохо ему. Температура.
- Эля, скажи, какой я любимый...

Данилка раскричался, хочет гулять, причем немедленно. Я сказала ему:
- Мы пойдем гулять. Но только после того, как я приготовлю всем обед. Хочется поплакать - пожалуйста. Только старайся плакать громко, потому что громкий крик развивает легкие. И запомни еще, при крике очень важно набирать полную грудь воздуха. Голосовые связки - они у тебя вот здесь - старайся особо не напрягать. Рот надо открывать как можно шире и изо всех сил вместе с криком выдыхать воздух. Когда устанешь, скажи: 'Все', чтобы я помыла тебе мордашку.
Чищу картошку. Данила орет. Вышел дед, начал стыдить:
- Ай-яй-яй. Мальчик, а плачет.
Я прижала палец к губам и показала глазами, чтобы оставил малыша в покое.
Данила покричал еще чуть-чуть для приличия, потом подходит:
- Все. Я правильно кричал?
Разумеется, я его похвалила. Он кричал, будь здоров! Правда, быстро выдохся. Ну, к этому обстоятельству у меня как раз не было претензий.

Я сказала потом деду:
- Ну, почему, почему, если мальчик, то не должен плакать? Что за дискриминация такая? Между прочим, если бы мальчики сохранили эту способность рыдать от обиды, боли или усталости до зрелого возраста, то у мужчин было бы меньше инфарктов. И почему вообще кто бы то ни было имеет право разрешать или запрещать другому, неважно кому, проявление эмоций: смеха, слез, негодования, гнева, удивления? Воспитание ведь ни в том, чтобы заставить ребенка подчиняться, а в том, чтобы научить его ориентироваться в добре и зле.

У Данилки время от времени случаются небольшие пунктики. Не хочет мыться, например.
Когда моя шестнадцатилетняя дочь Ася вышла из ванной, подошли к ней с Данилкой со странной, казалось бы целью - понюхать ее. Я начала восхищалась запахом ее волос:
- Ты, Асенька, прямо, как цветочек, благоухаешь.
И Данила тоже стал принюхиваться и тоже всячески выражать удовольствие.
Потом я начала потихоньку расспрашивать подробности.
- А как называется шампунь с таким вкусным запахом?
Попросила показать. Ася, умница, понимая, куда клоню, принесла из ванной детский шампунь. Я покачала головой.
- Какой вкусный запах - надо же... И что, даже когда в глазки попадает, совсем не жжется?
- Ни капельки! - кивает Ася.
- А водичка какая - горячая или холодная.
- Да тепленькая водичка-то, - отвечает Ася, - очень приятной температуры.
- И мочалка мягкая?
- Прямо, как мягкая игрушка, как медвежонок, вот какая мягкая, - улыбается Ася.
- Хорошо тебе, - как бы слегка завистливо вздыхаю я. - А знаешь, что, ты почитай Даниле книжку, а я пойду тоже помоюсь, я тоже хочу хорошо пахнуть.
Данилка пока молчит.
Я вышла из ванной, дала им понюхать свои волосы. И моему запаху дружно порадовались. Пошли с Данилкой к игрушкам, я понюхала резинового котенка, поморщилась:
- Мда, не очень. На-ка понюхай, наверное, он давно не мылся, да?
- Фу! - сказал Данила, - Киска не мылась.
- А знаешь, что, - предлагаю я, - когда будешь купаться, возьми с собой киску, она очень хочет купаться. Что ты хочешь, чтобы киска помыла тебя, или ты будешь мыть киску.
- Нет, - смеется Данила. - Это ты моешь меня, а я - киску. Киска - маленькая!
И через минуту, взвесив, вероятно, все 'за' и 'против', заявил:
- Эля, пойдем, Данила моет киску.
И никаких слез в ванной, чуть-чуть морщился, когда намыливала ему голову, и все. Зато как потом доставал всех домашних, чтобы его понюхали!

Я объясняю сыну и мужу: ' Парень растет, самоутверждается. Не выносит давления на него. Какими бы здравыми не казались вам те или иные ваши указания, у него свой здравый смысл, и он его, как может, защищает. Желать, хотеть, сметь - это то, что обеспечивает любому человеку движение по жизни. Не тормозите, по мере возможности. Не уговаривайте. Разрешайте. А лучше всего, предлагайте выбор, которым он может воспользоваться по своему усмотрению. На каждое ваше 'нет', должно быть 'да', а еще лучше несколько 'да'. Сын говорит: 'А что делать, если он, распсиховавшись на ровном месте, начинает бросать книги на пол'? Я кивнула: 'У меня он тоже начал было швыряться книжками. Я дала ему кубики и ведро. Начала бросать с ним кубики в ведро, и мы очень веселились, когда попадали'. Муж махнул рукой: 'А, все твои разговоры в пользу бедных. Меня он, похоже, вообще не уважает'. 'А за что? За то, что ты такой большой, что ли? Велика заслуга. Вот тебе, большому, нравится, когда кто-нибудь стыдит тебя? Да ты же, как еж ощетиниваешься - стоит только 'погладить тебя против шерстки'. И я такая же. И все! Почему же вы думаете, что он должен принимать от вас все эти: 'ай-яй-яй', все эти дурацкие покачивания головой из стороны в сторону, эти покрикивания и шлепки? Наверное, он не уважает тебя, как тебе этого бы хотелось, потому что ты не слишком-то уважаешь его. Во всех отношениях, во всех, главное - отклик. Как ты к кому-то, так и к тебе. Во всяком случае, это тот закон, которого стоит придерживаться'. Сын приподнял брови и, кивнув на меня, сказал отцу: ' Начитанная... Ученье, пап, свет, а неученье - тьма'. Я рассмеялась: 'Вот видишь, как же ты не любишь всякого рода нравоучения! Ты сам все знаешь, и правильно делаешь'!

У Данилы - новое увлечение. Чуть что не по его, бросается на пол и кричит.
'Полюбовалась' я им с полминутки, ну, и тоже грохнулась рядом. Плачу, вернее, требовательно хнычу:
- Позови верблюда, Данила! Пожалуйста, позови верблюда. Только скажи, чтоб не плевался тут.
Данила смотрит на меня с большим удивлением:
- Где верблюд? Он большой? Настоящий?
Я (приподнимаясь с пола):
- Он в зоопарке. Я хочу, чтобы он жил у нас.
Данила (тоже поднимается):
- Он будет плеваться?
Я:
- Когда кто-то его дразнит, он сильно плюется. Когда кто-то падает и кричит, он тоже плюется. Но мы же не будем его дразнить, да?
Данила (подумав):
- И падать не будем...
Конфискованный молоток, которым Данилка хотел постучать по тарелке, давно забыт. Верблюд в квартире все же поинтереснее, чем разбитая тарелка.

В следующий раз, когда Данила только еще намеревался грохнуться на пол, я опередила его.
- Пожарная! Пожарная машина! Куда она поехала?
- Куда? - Сразу же заинтересовался Данила.
- Конечно, она поехала туда, где горел дом, - ответила я.
- А кто его зажег?
Ну, и так далее. Про мальчика, который играл с зажигалкой, а рядом лежала газета. Про то, как он испугался и спрятался под кровать. И как пожарный его кричал и как нашел. И как по высокой лестнице они вместе спускались вниз... Моя помада, которой Данила хотел было разрисовать пол, тоже забыта.

Была еще пара попыток поваляться на полу, дрыгая ногами, но и их мне удалось предотвратить интересными просьбами или историями. Потом попытки прекратились.

Почитать малышу книжку, попеть колыбельную перед сном - очень полезное и приятное занятие. Полчаса, ну, час...Но Данилке часа было не достаточно. Он из тех, кто часами был готов не спать, даже когда очень хочется, и просто третировал меня: то одну сказку расскажи в сто пятидесятый раз, то другую, то стишок, то песенку... Если я не выдерживала и уходила из комнаты, начинался рев. И вот что я придумала. С мобильного звонила на домашний. Дождавшись звонка, брала безмолвную трубку и начинала разговор. Текст был такой: (естественно, с паузами).
- Да. Алло! Алло! Кто обижает мальчика? Я обижаю мальчика??! Да вы что?! Я его очень люблю. Нет, он не плачет! Вы слышите? Извините, вы не представились. С кем я разговариваю? Ах, SOS! Организация по защите детей от взрослых? И взрослых от детей? Понятно... Понятно... Да... Да... Да, я считаю, что вы совершенно правы. Если мальчика родители шлепают или очень сильно ругают, то, конечно, надо его защищать. Но наш мальчик очень хороший, и мы вообще никогда... Нет, и меня он не обижает... Он немножко поплакал, чуть, чуть... Нет, нет, не болеет... Никаких уколов ему не надо... Слышите, как у нас тихо. (Естественно, Данилка с самых первых слов перестает плакать, поскольку прислушивается к разговору из соседней комнаты). Мне кажется, что он уже заснул. Да! И глазки закрыл. И дышит ровно. Нет, не притворяется. Хорошо, сейчас зайду - посмотрю. (Заглядываю в спальню. Данила, естественно, ровно дышит, глаза закрыты). Я же вам говорила, что он спит. До свидания... " Вот такие разговоры с организацией SOS. В этих разговорах я, во-первых, хвалила Данилу, а во-вторых, эта организация не была 'карательной'. Наоборот. Просто ее беспокоил плач ребенка, и ей хотелось бы узнать, что происходит. То есть, ни угроз, ни запугиваний, ни ябедничества с моей стороны... А ребенок засыпал... просто оттого, что не хотел меня подводить своим плачем перед какой-то (непонятно какой) организацией, и потому что закрывал глаза и начинал ровно дышать. Бывало, что и Данилка укладывал меня спать: рассказывал сказку, пел песенку, а я все не засыпала, тогда он грозился: "Закрой глазки, я казал! Сейчас SOS позвоню!" И я моментально закрывала глазки. И вслед за мной он.

Данилке 3 года.

Данила: Эля, давай ругаться!
Я: Давай!
Данила: Я самый красивый!
Я: Нет, я!
Данила: Ты страшная, Эля! Страшная, как баба Яга.
Я: А ты страшный, как Квазимодо.
Данила: А ты, как Морда.
Я: А ты, как Гуимплен.
Данила: ... (куча всяких бессмысленных слов).

(Время, тем не менее, обедать. Последнее время Данилка стал привередлив в еде).

Я: А давай ругаться по-другому! Я самая голодная!
Данила: Нет, я!!!
Я: Нет, я! Я могу съесть целую корову!
Данила: А я могу съесть целого слона!
Я: А я могу съесть диван!
Данила: А я дом!!!
Я: А я целую кастрюлю супа!
Данила: А я целую цистерну супа!
Я: А я… - подходя к плите, и открывая крышку, - Данила! У нас проблема! Если я самая голодная, и поедаю всю эту кастрюлю, то не то, чтобы цистерны, даже тарелочки тебе не достанется. Ведь я самая голодная!
Данила (неуверенно): Нет, я…
Я: Ладно, если ты самый голодный, то выбирай. Что ты хочешь? Съесть тарелку супа или просто тарелку?
Данила: Без супа?!!
Я: Ага, ты съешь просто тарелку, а мне просто кастрюлю потом придется съесть? Она же железная! И я не баба Яга с железными зубами. Лучше я просто тарелку супчика съем. А ты?
Данила: И я… А кто победил?
Я: Победила ДРУЖБА!!! Давай покушаем. А потом будем ругаться, кто стал самый сильный.

 

Данилке пять лет. Учим русский язык.

Я предлагаю: "Сейчас я буду призносить слова, когда ты услышишь в слове букву "К", то поднимешь палец. Если в слове две буквы "К", то два пальца, если три, то три. Если Если буквы "К" не будет в слове, то не поднимай. Начали. КРОТ. КОРОТЫШКА. РОТ. КИКИМОРА. БОЛОТНАЯ. ПОРОШОК. ПОКУПКА. ПЕСНЯ. ПЕСЕНКА. ЯЩИК. СТОЛ. КУКАРЕКУ, КУРОЧКА! ПРИВЕТ, ПЕТУШОК! ну и т.д.

Данилка старался, отвечал правильно, ошибался редко.

С буквой "Р"я предложила другую игру. Теперь он будет произносить слова. А я буду поднимать пальцы. Данила начал. РУЧКА. САМОВАР. СПОР. РЫБА. и т.д. Я иногда ошибалась. Данилка, подражая мне, укоризненно качал головой, повторял слово снова, и я исправлялась. Причем я вела себя очень азартно. Руки с пальцами тянула изо всех сил. Если молчала, то немного испуганно, напрягая лоб: ошиблась на этот раз или нет. Ужасно радовалась, что ответила верно. Данилке мое поведение доставляло удовольствие. Ученица-то старательная, но не шибко сообразительная. А учителем быть, терпеливым, снисходительным - очень приятно. НА ДВОРЕ ТРАВА, НА ТРАВЕ ДРОВА, - вспомнил Данилка скороговорку, которую мы выучили не так давно. И я возбужденно подняла все 10 пальцев.

- Эля, ну, где здесь десять "Р". Будь, пожалуйста, повнимательнее.

Интересная закономерность. Когда Данила был учеником, он иногда допускал ошибки, когда учителем - ни разу.

 

Даниле шесть лет.

Мы выехали с палатками на озеро с ночевкой. На следующий день, с утра нам предстояло нелегкое испытание. Я заранее предупредила Данилу по телефону, что нам придется топать под палящим солнцем, пробираться сквозь непролазные почти что джунгли, карабкаться по горе, прыгать в водоемы с высоты, и он с радостью согласился. Но когда мы подъехали к палаточному городку, Данила отказался выходить из машины.
- Эля, я хочу домой…
- Ты не хочешь участвовать в завтрашнем походе?
- Я подумал и решил, что не хочу. Я не боюсь. Просто не хочу и все.
- А я боюсь. – Ответила я. – Даже думать об этом боюсь. И знаешь – почему?
- Почему?
- А вдруг я не смогу прыгнуть? Не смогу переплыть? Не смогу долезть до вершины? Мне будет, наверное, стыдно перед остальными, которые все это смогут. Перед тобой – особенно.
- Эля, ты что?! Разве я буду смеяться над тобой!?
- Я знаю, что ты не будешь. Я даже уверена, что именно ты поможешь мне преодолеть страх. Но ведь это Я тебя позвала… А сама боюсь… Давай, знаешь, что сделаем? Утром решим – идти нам в поход или нет. Если не решимся, то возьмем и уедем. Почему, собственно, из-за моих страхов, мы должны лишаться и купания в озере, и костра, и шашлыков. Утро вечера мудренее?
- Хорошо, - сказал Данила и вылез из машины.

В компании было еще двое мальчишек, незнакомых Даниле, восьми и десяти лет. Мы вполне передружились, дурачась в озере. Потом мы поели шашлыков, попели песни у костра, а потом взрослые разговорились про разные интересные гипотезы – о жизни, о смерти… Мы с Данилкой отсели в сторонку.
- Между прочим, мне эта теория о возрождении душ в разных телах довольно симпатична, - сказала я. - Мне кажется, что я уже прожила несколько жизней. И мне кажется, что в одной из них, я была, наверное, знахаркой. Я жила в лесу и лечила всех заболевших людей травами. Я знала язык трав. Я слышала и понимала язык всего живого и даже неживого. Потому что все, к чему бы я ни прикасалась, оживало…
- А я кем был в прошлой жизни? – спросил Данилка.
- А ты был алхимиком. Ты колдовал над колбами, пробирками, смешивал одно вещество с другим. Ты очень хотел открыть формулу золота.
- У меня получилось?
- Конечно, получилось. И вот тут злые люди стали гоняться за тобой, чтобы ты отдал эту формулу им, а тебя самого хотели сжечь на костре. Ты уже и сам был не рад своему открытию. Но тебе удалось спастись, переплыв через бурную речку.
- А в другой прошлой жизни кем я был?
- Ты был ученым. Ты изучал поведение диких зверей в Африке. Слонов, носорогов, жирафов, крокодилов. Работа была опасная, но очень интересная. Случалось, что тебе приходилось лечить некоторых зверей, когда они попадали в беду. Когда ты вернулся домой, ты написал об этом замечательную книжку.
- А еще кем я был?
- Подожди, подожди, дай-ка вспомнить. – Я закрыла глаза, задумалась… - О, ты был солдатом в армии полководца Суворова, когда он вел своих солдат через Альпы! Это был фантастический переход. Конечно, были полководцы, которые и до него проходили этот путь. Но только армия Суворова смогла пройти его под огнем неприятеля. Через Альпы было три пути, Суворову пришлось вести своих солдат по самому опасному, через гору Готард, потому что на двух других путях важнейшие проходы уже были заняты неприятелем. Погода была отвратительной, туман, холод, вьюга. Снег слепил глаза, и людям, и лошадям. Продвигаться было необыкновенно трудно. Армия двигалась по обледеневшим тропинкам, на которые не ступала нога человека, карабкалось по каменным скалам, преодолевала ледяные горы. На одной из скал чуть было не сорвался твой друг, вы были родом из одного города. Рискуя своей жизнью, ты протянул ему руку и спас его. На вершине горы Готард, когда враги загородили вам дорогу, развязалась битва, и пуля пролетела в одном сантиметре от твоей головы. Но ты дрался до последнего, до тех пор, пока не разбили последнего врага.
- Да, - вздохнул Данилка, - хорошо я пожил.

На следующее утро мы отправились в поход. О вчерашнем разговоре по поводу того, что есть возможность вернуться домой, Данилка даже не вспомнил.
Маршрут оказался совсем непростым.
Особенно пугающим было одно испытание. По десятиметровой лестнице, нависшей над водоемом, мы должны были спуститься и прыгнуть в водоем с высоты двух метров. Мы с Данилой первыми подошли к обрыву. Глянули вниз. Сверху озерце казалось просто кляксой. Данила повернул ко мне лицо, с глазами, полными слез и произнес одними губами:
- Эля, я не хочу.
- Я тоже. – Прошептала я без всякого притворства. – Смотри, у меня уже сейчас трясутся руки и ноги. Что будет, когда я начну спускаться?
Я вновь заглянула вниз и отпрянула.
- Нет, я не смогу. Надо честно сознаться, что я испугалась. Я вернусь назад, а ты будешь меня сопровождать, потому что без тебя я обязательно заблужусь. До конца маршрута идти примерно час, судя по карте. А мы идем уже три часа. Неужели опять три часа идти из-за страха перед этой чертовой высотой?
Тем временем подтягивались другие члены группы. Громко заплакал, увидев обрыв, восьмилетний мальчишка, он плохо плавал. Все взрослые в группе из десяти человек тоже были озадачены. Но делать нечего - в большой полиэтиленовый пакет мы стали собирать вещи, которые могли промокнуть – фотоаппараты, рюкзаки с провизией, одежду.
Мы с Данилкой встали в стороне от группы.
- Давай рассуждать так. – Предложила я. - Если нам продали билеты на этот маршрут, видя, что с нами дети, то, значит, ни разу ни с кем ничего плохого на этой высокой лестнице не происходило.
- А вдруг происходило? – вздохнул Данила.
- Вряд ли… Иначе страховые компании разорились бы. Значит, она нам только кажется опасной. Мы в хороших кроссовках, которые не должны скользить. Руки, конечно, могут вспотеть от страха, но оттого, что они скользят по перилам, ничего страшного не произойдет, это не ноги. Даже если вдруг кто-то сорвется… Ну, что может произойти?
- Он упадет в воду, - ответил Данила.
- Да, он просто упадет в воду, где внизу его будут поджидать взрослые. Падение в воду с такой высоты не принесет никакого вреда…
… Тем временем, первый взрослый из нашей компании, уже спустился вниз, сверху ему спустили на веревочке большой пакет. Высоко подняв его над головой, он поплыл к берегу. Оставив пакет на берегу, вернулся к концу лестницы и махнул нам снизу рукой.
- Я первая, - сказала я Данилке, - а ты за мной. Вниз, чур, не смотреть. Я буду придерживать тебя за ноги, и говорить, когда опускать ногу на следующую ступеньку, чтобы ты не уселся мне на шею, если я замешкаюсь.
- Эля, ноги у меня дрожат, но не от страха, - сказал Данила на третьей ступени, - а просто от напряжения.
- У меня тоже… Но, вроде, мы очень аккуратно спускаемся. Давай... Еще шаг… Еще… Еще…

Когда лестница кончилась, я спрыгнула, уйдя с головой под воду. Когда я вынырнула, спрыгнул и Данила.
- Супер! – выдохнул он, вынырнув, и помахал рукой спускающемуся с отцом мальчику (тому, который было заплакал), крикнул ему:
- Мы тебя здесь ждем! Не бойся! Вода классная! Теплая!
Отец мальчика, повиснув одной рукой на последней лестнице, другой спустил мальчишку нам, мы обхватили его за ноги, и подхватили, когда его отец отпустил руку. Поддерживая мальчика с двух сторон, его отец и Данилка поплыли к берегу. Я плыла рядом.

После этой лестницы был страшно утомительный крутой подъем в гору, когда на последнем километре ноги почти не сгибались, отказывались подчиняться, и в висках стучало одно: дойти, дойти, еще немного, и уже будет конец этой чертовой горе… еще немного… еще…

Зато какой восторг, пьянящий, восхитительный! мы ощутили, добравшись до вершины, вернее до равнины, где уже виднелась стоянка с нашими машинами, и кафе, и ресторанчик, и ларек с мороженым. Мы обнимались, целовались, кричали УРА!!! называя каждого из группы героем. Особенно много восторженных эпитетов досталось детям, и особенно, Даниле, так как он был самый младший.
- Я горжусь тобой! Ты с честью прошел совсем нелегкое испытание! – сказала я ему, когда мы, наконец, расселись в кафе и с жадностью набросились за еду.
- Было трудно, - кивнул Данила, - но знаешь, Эля, в Альпах мне было в тысячу раз труднее.

Дочка Ася

Дочери двенадцать лет. Отчитала ее за бардак в комнате. Сказала, что, зная мой характер, зная, что мне легче самой все убрать, чем по сто раз повторять одно и то же, просто бессовестно с ее стороны злоупотреблять этим. Она попросила меня просто не заходить в ее комнату, тогда у меня не будет повода для раздражения, вот и все. Я сказала, что и я могу позволить себе быть ленивой, что и у меня бывает настроение 'уйти со всех дел в баню', но не каждый же день. И что меня не столько раздражает беспорядок в ее комнате, сколько то, что он не раздражает ее. Что меня иногда просто пугает такое ее равнодушие к собственному комфорту, что находиться в чистоте и уюте - это вообще-то удовольствие, в котором не стоит себе отказывать, идя на поводу у лени. Ася начала оправдываться, что она вся в папашу, что у него тоже беспорядок в комнате, однако он чувствует себя вполне комфортно, и даже не видит разницы после того, как я привожу его кабинет в порядок. Да, к сожалению, она права. И вдруг я вспомнила, что и Ася, и ее отец воспринимают мир в большей степени ушами, чем глазами, и им сложнее получить удовольствие от уюта, чем мне - визуалистке, которая увидит любую крошку на ковре, но часто путает звонок в интерком со звонком в дверь. Я решила ей помочь.
- Закрой глаза, Ася, - попросила я, - а теперь постарайся услышать, как жалобно шелестят страницами разбросанные по полу книги. Как скрежещет пыль на трюмо, такой звук, как ножом по стеклу. Как нудно звенят склянки с косметикой. Как отвратительно визжит грязный пол. Как оглушительно хлопает складками, разбросанная по стульям, одежда... Ну, и как тебе эта какофония?
- Ужас какой, - ответила Ася.
-А теперь включи какую-нибудь бравую музыку и успокой их всех.
Через часа полтора заглядываю в ее комнату. Чисто, уютно. Лежит с книжкой, слушает Вивальди.
- Ну, как, - спрашиваю,- чувствуешь все-таки разницу?
Улыбается в ответ:
- Чувствую, конечно. Вернее, слышу. Музыка приятнее звучит, когда порядок.

Дочери тринадцать лет. Говорила с ней о материальном благополучии, о жадности и расточительности. Я рассказала ей, что когда жила в коммунальной квартире и занимала у соседки 16 копеек на хлеб, я была ни чуть не менее счастлива, чем сейчас. Что я всегда знала, что у меня все будет. Потому что очень этого хотела, и знала, что смогу. Прочитала Асе отрывок из книги «Психология добра и зла»: «Человек обязан мыслить категориями «Я хочу» и «Я могу». Слова «Я хочу» являются исключительно ёмкими, они служат величайшим стимулом жизни, составляют основу человеческого « я», его истоки. По сути дела, стремление к достойному самоутверждению в жизни – это стремление к реализации «Я хочу». Человек, отказывающийся от «Я хочу», отказывается тем самым от самой жизни, а жизнь, в свою очередь, отказывает ему в своей благодати».
Я сказала Асе, что вот это самое « Я хочу» относится ко всему – к любви, к работе, к знаниям и к деньгам тоже. Рассказала, что деревенские гены моего папы, (а живя в скудности сложно не стать крохобором ) серьезно повлияли на мое воспитание. Что единственный способ бороться с излишней экономностью – это достаток. Что с двадцати лет я стала зарабатывать достаточно много и научилась относиться к деньгам легко – не считать мелочевку. Но и без гусарских замашек. Просто внутри сидит счетчик и считает, но не на таких счетах – жалко или не жалко потратиться на это, а на тех – нужно или обойдусь. В деньгах действительно нет никакого счастья. Но несчастье – в их отсутствии. Причем моральное – как ты дошла до жизни такой. Все дело в уровне и во внутреннем соответствии ему, а отсутствие меркантильности – и в умении обуздать аппетиты, и в легкости, с которой расстаешься с деньгами. Я искренне не вижу большой разницы между нашей DEWOO и BMV, удобно, едет и ладно. Правда, я уверена, что если наш достаток будет настолько высок, что мы сможем позволить себе BMV, разумеется, я эту разницу почувствую. Или. Если раньше я видела в витрине магазина симпатичное платье за 50 долларов, но мне нужно было купить что-то более необходимое, то я думала о том, что мне есть во что одеться – обойдусь. Теперь мне, скажем, может приглянуться платье и за 100, но я взвешу возможность и подумаю, что платье за 50 меня больше порадует, а ведь такое наверняка где-то висит. Во всем нужна мера, Асенька. Мера – это здоровье. Капитал, деньги – все это условность. Безусловна - отзывчивость, радость от покупок, от собственных сил в умении зарабатывать. Работа – это ведь тоже условность. Безусловно то удовлетворение, и моральное, и материальное, которое она приносит.
К достатку надо стремиться – слов нет, но причина для этого стремления должна быть одна: уважение к себе и уважение к работе других людей, которую нужно оплачивать. Стыдно жадничать, стыдно копить (хотя откладывать на старость или на черный день – разумно), стыдно копить, отказывая себе в самом необходимом. Но самое стыдное – это упрекать деньгами. Я рассказала Асе, как меня воспитывал Юра Коваль. Однажды прибежала к нему в мастерскую вся в слезах: «Муж меня не ценит, я его устроила на учебу, отправила в Москву, все на себя взвалила – детей, быт, пашу, как пчелка, а он придирается к мелочам». Юра ответил: « Ляг на диван и лежи». Я растерялась: « То есть»? « А так, ляг на диван и ничего не делай». « Подожди, - говорю, - а кто будет зарабатывать, а чем кормить, во что одеваться, на какие деньги ездить за границу?» « Тогда слезь с дивана и работай». Асенька засмеялась. «И посмотри, как повернулась жизнь, - продолжила я,- папа считает, что его высокая сегодняшняя зарплата – проценты с того капитала, который я вложила в свое время, дав ему возможность учиться. Что, если бы он не развивал бы тогда мозги, то вряд ли бы из него получился такой специалист сейчас».

Дочери шестнадцать.

У ее приятеля – день рождения. Ася не собирается покупать ему подарок.
- А это хорошо, что ты ничего не подаришь ему? – поинтересовалась я.
- Он тоже ничего не подарил мне, - заявила дочь.
- Во-первых, ты была в отъезде, а во-вторых, подарки делаются не в ответ, а из душевной потребности. Эти чувство можно развивать в себе. Знаешь, как приятно чувствовать радость другого человека! Это вкусно, понимаешь? Вкус тоже нуждается в развитии. Отдавать должно быть вкуснее, чем получать. Я не об альтруизме. Альтруизм – это тот же эгоизм, только с другим знаком – вещь некачественная, как любой перебор. Я о той легкости, с которой можно делать свою жизнь счастливее. Ждать подарков от жизни или от людей – пустое и глупое занятие. Если не дождешься – испортится настроение. Зачем тебе портить себе же настроение. Нужно стараться держать его на хорошем уровне. Вот для этого и нужен вкус. Купи подарок, удиви его, почувствуй его радость, и пусть она войдет в тебя. Это и есть – вкус к жизни.
- Знаешь, чему он больше всего обрадуется, - потянулась Ася, - конструктору. Прикинь?

Дочери семнадцать.

Новый год мы встретили замечательно. Моя милая дочь в эту ночь работала.
Мы обсуждали с ней накануне эту проблему. Она очень, конечно же, хотела встретить новый год дома, рядом со всеми нами, но не могла отказать хозяину, который так хорошо к ней относится, как впрочем, и к другим своим работникам. Но многие из работников ресторана отказались выходить на работу в новогоднюю ночь, и дочери было стыдно оказаться в их числе.
Я сказала:
- Доченька, ведь это только условность, ведь отлично провести время можно и в другой день, ведь для ощущения праздника не обязательна календарная дата. Ну, хочешь, я пойду работать вместо тебя, ведь для меня не имеет огромного значения - где я буду находиться, когда часы пробьют двенадцать. Я все равно буду мысленно со всеми, кого я люблю.
Ася улыбнулась:
- Ну, вот еще! Так я тебе и разрешу. Нет уж, я сама.
Я ответила:
- Ты умница, я горжусь тобой. И ты знаешь, это хорошо, что жизнь преподносит те или иные испытания. Уметь отказаться от желания, чтобы не подвести достойного человека, иногда много важнее, чем пойти на поводу у желания - сидеть за праздничным столом, пить шампанское, веселиться, и чувствовать внутри себя червячок маленького предательства, который не даст тебе в полной мере расслабиться. Ты девочка совестливая. Праздник кончится, и ты скажешь: 'Ну, и что'? и можешь почувствовать некоторую пустоту внутри себя, но не потому, что праздник кончился, а потому, что ты оказалась, не слишком хороша в этой ситуации.
Ася улыбнулась:
- Мамочка, мне тяжело было пять минут назад примириться с мыслью, что я все-таки пойду на работу. Но сейчас, после твоих слов, от тяжести не осталось и следа. Я пойду легко, и буду гордиться собой.
Ближе к двенадцати я села в машину и помчалась к Асе на работу. Я вбежала в ресторан ровно без двух минут двенадцать, увидела ее издалека и кинулась к ней. Мы обнялись и стояли так с минуту, не разжимая объятий. Потом Ася взглянула на меня, блестящими от слез глазами, и сказала: 'Мамочка, я желаю тебе счастья, здоровья, горения, летания, побед во всех твоих начинаниях. И я тебя очень люблю'. Я тоже прошептала ей много добрых пожеланий, и тоже почему-то чуть не расплакалась.
Потом Ася стала меня со всеми знакомить - с хозяином, с людьми, с которыми она работает, с завсегдатаями ресторана. И я была очень благодарна всем им, за то, что они так хорошо удивлялись, так радостно улыбались нам, и за то, что они любят мою дочь.

Довольно часто я оставляла дочке записки с тем, что ей необходимо сделать по хозяйству. Записки были иногда в форме комиксов, иногда в стихах, иногда типа пародии на известного автора. Немногие из них сохранились. Но вот одна из них. Здесь я совсем ушла от цели записки - дать задание. Но дочка, тем не менее, прочтя ее, приготовила очень вкусный ужин.

РЕЦЕПТ

Буду признательна, доченька,
если сготовишь обед.
Чтоб не трудиться уж очень-то,
вот тебе легкий рецепт.

Берешь лепестки розы
И радуги нежный свет.
Добавишь грозы угрозы,
И свежего ветра привет.

Помешивай полумесяцем,
пока не услышишь журчание
ручьев. И биение сердца.
И тихих коров мычание.

По вкусу добавь взмах крыльев.
Посыпь это серой мглою
А чтоб до утра не остыло,
Ночною звездою накрой.

Но знаешь, мне кажется, доченька,
Мы этим не будем питаться.
Уж лучше поставим на полочку.
И будем с тобой любоваться.

Говорят дети.

Я люблю перечитывать книгу К.И. Чуковского « От двух до пяти». Следуя его примеру, тоже давным-давно завела блокнотик, куда записываю наиболее симпатичные высказывания детей. Вот некоторые из них:

Сыну 5 лет:

После прочтения повести Носова «Незнайка в солнечном городе»: « Ма, а почему Незнайка не загадал такое желание: Хочу все знать, и чтобы мне все верили».

Уха делается так: Рыбу сначала казнят.

Я разучиваю на фортепьяно новую пьесу, получается не совсем гладко, запинаюсь.
Сын: « Ну, хватит замыкание делать».

Сыну 6 лет.

Учимся читать. Вопросительный знак сын называет думательным, а восклицательный – возмутительный или восхитительный, в зависимости от эмоциональной окраски предложения.

Только научился читать, начал писать книгу (с иллюстрациями автора), претендующую на научный труд с завлекательным названием « Как сушить тритона». Первая глава книги начиналась с ценного указания: « Сначала этого тритона надо поймать.

Дочери 4 года.

Смотрит по телевизору программу «Вести». Произносит задумчиво: « Самолет потерпел крушение, а люди не потерпели».

На извечный, взрослый вопрос, кого она любит больше – маму или папу, отвечает: « Маму, папу и Будулая».

В шесть лет, научившись читать, тоже берется за написание книги. На этот раз – это учебник математики для «особо, надо полагать, одаренных детей». Один пример из него: « Если от трех отобрать один, то что получится? Нужное подчеркнуть: а).1; б).2;в). ничего не получится.

Даниле 4 года.

Мы отдыхаем в кантри клабе. Данила вышел из бассейна, бухнулся в шезлонг, развалился в нем и произнес с достоинством: « Как человек». Я ляпнула: « Как белый человек»?
Данила: « Почему белый? Загорелый».

Осторожно заглядывает во второй бассейн, в котором нет воды, так как его собираются чистить. Задумчиво спрашивает: « А интересно – куда девается вода, когда хотят почистить море»? И сам же себе отвечает: « Вода выливается в огромную, как дом, ракушку».

Дочитываю сказку про колобка: «… а лиса его – ам! и съела».
Данила : « Зачем»?
Я: « Так. Кушать хотела».
Данила: « А что он не сделал»?
Я: «Он? Он сделал. Он поддался на лесть».
Данила (подумав): « Не надо было».

Даниле 5 лет.

Рассматриваем энциклопедию.
Данила ( про марку самолета): « Это Геркулес. Правильно»?
Я: « Правильно».
Данила: « Только его не кушают».
Через несколько страниц.
Я: « Это русский танк. Т.34.»
Данила: « Да. Только он не говорит по-русски».

Пришла в гости соседская собака Квин. Данила не доел кашу, и я переложила ее на картонное одноразовое блюдечко и дала Квину, а сама пошла мыть посуду. Смотрю, а Квин стоит рядом со мной и бьет хвостом. « Неужели, - думаю, - так быстро все слопала»? Оглянулась – Данилка стоит на коленях и, упершись в пол руками, доедает свою кашу, захватывая кусочки ртом.

А о дочке Тасе и о внуке Ване я написала в статье "Общаться раньше, чем говорить".